Достоевский Федор Михайлович - Скверный Анекдот
Федор Михайлович Достоевский
СКВЕРНЫЙ АНЕКДОТ
Этот скверный анекдот случился именно в то самое время, когда началось
с такою неудержимою силою и с таким трогательно-наивным порывом возрождение
нашего любезного отечества и стремление всех доблестных сынов его к новым
судьбам и надеждам. Тогда, однажды зимой, в ясный и морозный вечер, впрочем
часу уже в двенадцатом, три чрезвычайно почтенные мужа сидели в комфортной
и даже роскошно убранной комнате, в одном прекрасном двухэтажном доме на
Петербургской стороне и занимались солидным и превосходным разговором на
весьма любопытную тему. Эти три мужа были все трое в генеральских чинах.
Сидели они вокруг маленького столика, каждый в прекрасном, мягком
кресле, и между разговором тихо и комфортно потягивали шампанское. Бутылка
стояла тут же на столике в серебряной вазе - со льдом. Дело в том, что
хозяин, тайный советник Степан Никифорович Никифоров, старый холостяк лет
шестидесяти пяти, праздновал свое новоселье в только что купленном доме, а
кстати уж и день своего рождения, который тут же пришелся и который он
никогда до сих пор не праздновал. Впрочем, празднование было не бог знает
какое; как мы уже видели, было только двое гостей, оба прежние сослуживцы
г-на Никифорова и прежние его подчиненные, а именно: действительный
статский советник Семен Иванович Шипуленко и другой, тоже действительный
статский советник, Иван Ильич Пралинский. Они пришли часов в девять, кушали
чай, потом принялись за вино и знали, что ровно в половине двенадцатого им
надо отправляться домой.
Хозяин всю жизнь любил регулярность. Два слова о нем: начал он свою карьеру
мелким необеспеченным чиновником, спокойно тянул канитель лет сорок пять
сряду, очень хорошо знал, до чего дослужится, терпеть не мог хватать с неба
звезды, хотя имел их уже две, и особенно не любил высказывать по какому бы
то ни было поводу свое собственное личное мнение. Был он и честен, то есть
ему не пришлось сделать чего-нибудь особенно бесчестного; был холост,
потому что был эгоист; был очень не глуп, но терпеть не мог выказывать свой
ум; особенно не любил неряшества и восторженности, считая ее неряшеством
нравственным, и под конец жизни совершенно погрузился в какой-то сладкий,
ленивый комфорт и систематическое одиночество. Хотя сам он и бывает иногда
в гостях у людей получше, но еще смолоду терпеть не мог гостей у себя, а в
последнее время, если не раскладывал гранпасьянс, довольствовался обществом
своих столовых часов и по целым вечерам невозмутимо выслушивал, дремля в
креслах, их тиканье под стеклянным колпаком на камине. Наружности был он
чрезвычайно приличной и выбритой, казался моложе своих лет, хорошо
сохранился, обещал прожить еще долго и держался самого строгого
джентльменства. Место у него было довольно комфортное: он где-то заседал и
что-то подписывал. Одним словом, его считали превосходнейшим человеком.
Была у него одна только страсть или, лучше сказать, одно горячее желанье:
это - иметь свой собственный дом, и именно дом, выстроенный на барскую, а
не на капитальную ногу. Желанье его наконец осуществилось: он приглядел и
купил дом на Петербургской стороне, правда далеко, но дом с садом, и притом
дом изящный. Новый хозяин рассуждал, что оно и лучше, если подальше: у себя
принимать он не любил, а ездить к кому-нибудь или в должность - на то была
у него прекрасная двуместная карета шоколадного цвету, кучер Михей и две
маленькие, но крепкие и красивые лошадки. Все это было благоприобретенное
сор