598474ea   

Драгунский Виктор - Сегодня И Ежедневно



Виктор Драгунский. Сегодня и ежедневно
1
Это был, пожалуй, самый лучший рыжий парик из всех, в которых мне
приходилось работать. Он был удивительного алого цвета, волосы на нем
лежали, как живые, врассыпную, и, кроме этого, он был снабжен всей
возможной техникой: в его монтюр были вшиты и резиновые трубочки -
слезопроводы, и крылья его поднимались оба вместе и каждое в отдельности,
и, главное, он был по мне, он был мой любимый. Сделал его несколько лет
тому назад сам Николай Кузьмин, непревзойденный мастер всяких наших
цирковых парикмахерских ухищрений. Я редко надевал этот парик, все берег,
экономил, а сейчас вот вынул его из туго набитого чемодана и надел. И как
только надел, так снова убедился в необычайной его добротности и в
удивительном свойстве: лицо мое под этим париком мгновенно изменилось до
неузнаваемости, стало именно таким, каким бы я хотел его видеть перед
выходом, и от этого мне сразу стало весело и захотелось работать. Я взял
на палец немного второго тона, растер его чуть-чуть и аккуратно замазал
все лицо, законопатил все его чудовищные рытвины и морщины, особенно возле
носа и у глаз, затем я хорошенько зашпаклевал все свои синие веснушки и
плотно загрунтовал шов, чтобы совершенно не видно было того места, где
гладкий лобик парика соединяется с моим довольно морщинистым лбом. Потом я
растушевал краску от скул и подбородка к шее, свел ее на нет и прибавил
как следует красного у висков. Нос я сегодня сделал себе из гуммоза, он
хорошо взялся и торчал такой добродушной картошечкой, я и его подкрасил,
да и губы тоже, никак, впрочем, их не деформируя, не уменьшая и тем более
не увеличивая, - рот у меня, слава богу, от природы не маленький.
Настоящий клоунский рот, во всяком случае его отовсюду видно, в этом я не
сомневаюсь. Светло-кофейный пиджак и брюки с мотней, оранжевый бант,
полуметровые ботинки и зеленая кепка. Собственно говоря, я готов, можно
уже идти. Но еще рановато, и можно посидеть перед зеркалом несколько
минут. Хорошо было сидеть в старом цирке, в маленькой старой гардеробной,
в которой когда-то, может быть, сиживал мой отец, сидеть в полном
клоунском облачении перед зеркалом и слушать знакомые звуки цирка, и
прежде всего далекую музыку, и стараться угадать по музыке, какой там
номер работает сейчас на манеже, и как он - нравится публике или нет,
"проходит" артист в программе или так, еле ползет и получает в награду
лишь вежливые аплодисменты. Минуты бежали, я сидел у зеркала и, сказать по
правде, немного волновался. Теперь нужно было идти. Я улыбнулся в зеркало
и скорчил знаменитую гримасу... Все в порядке.
- Ура-ри-ру! Вот он я!..
Я вышел из гардеробной. В коридоре было пусто, звуки оркестра стали
явственней, и я подумал, что где-то уже слышал эту музыку и что она мне не
нравится. Я так шел, и думал, и старался вспомнить, и наконец вспомнил
Ташкент и лысого молодого человечка, Лыбарзина - лысого, уже толстеющего
жонглера. Мы работали в одной программе, он скользкий был, этот тип, и
большой ходок по бабам, он пудрился, и от него всегда несло дешевым
одеколоном. И когда мы в первый раз увиделись, познакомились, я помню, он
коснулся моей руки своими холодными скользкими руками. Потом он куда-то
неожиданно уехал и в спешке забыл со мной проститься, и сейчас мы снова с
ним встретились в программе, и он, наверно, сконфузится, когда увидит
меня. Чепуха какая. А все-таки артистом этот Лыбарзин никогда не станет.
Нет, нет. На мой взгляд, не станет. Начнем с того, что его



Содержание раздела