Дроздов Владимир - Два Рассказа Бывшего Курсанта
Владимир Дроздов
ДВА РАССКАЗА БЫВШЕГО КУРСАНТА
авт.сб. "Над Миусом"
1. ПУСТЬ МЕДВЕДИ ЛЕТАЮТ
Конечно, теперь чуть ли не все летчики имеют высшее образование-диплом
инженера. А в тридцатых годах кое у кого за душой даже школы-семилетки не
было.
Однако и тогда уже становилось ясно: одного могучего здоровья пилоту
мало. И вот среди студентов-комсомольцев провели набор в летчики. Я попал
в школу пилотов имени Пролетариата Донбасса с первого курса университета.
Но кое-кто из моих будущих однокашников-со второго или третьего. А Чернов
- в свои двадцать шесть лет-даже с четвертого курса института.
Перед началом Занятий нам объяснили, что мы являемся для авиации очень
ценными кадрами (это слово было тогда в большом ходу). Поэтому нас будут
терпеливо и внимательно учить летать. Никого не станут отчислять по
неуспеваемости.
Тут начальник школы улыбнулся и спросил:
- Знаете старую пословицу: если зайца долго бить, он спички зажигать
научится?
Мы засмеялись, закричали:
- Знаем,знаем!
И он продолжал все так же весело:
- Ну, вас, конечно, никто бить не собирается, здесь своя поговорка: и
медведи летают! Это значит, что те, кто получше окончит школу, попадут в
истребительную авиацию, а кто похуже - ну, медведи - вторыми пилотами на
тяжелые бомбардировщики.
Мы переглянулись. Уже знали: вторым пилотам разрешается держаться за
штурвал только в воздухе, посадку им не доверяют. Нет, ни мне, ни моим
друзьям не хотелось прослыть медведями. И действительно, первую учебную
машину, знаменитого "кукурузника", наш выпуск освоил без потерь. Кое-кому
из нас за отличные успехи даже повесили на рукав гимнастерки птицу-такую в
то время носили настоящие летчики боевых частей.
Теперь-то всем ясно: "кукурузник" - простая в управлении машина. На
нем, наверно, и впрямь можно научить летать филатовских медведей. Ездят же
они на мотоциклах. Но это теперь. А тогда я ужасно гордился птицей -
всерьез ощущал себя настоящим летчиком.
И вот впервые сел в кабину "эр-первого", боевого самолета, совсем
недавно снятого с вооружения. Инструктор сказал:
- Ну что тебе объяснять, сам все знаешь-ты же летчик. Взлетай, только
построже ногами держи.
И я взлетел. Набрал нужную высоту для первого разворота. И разворот
сделал нормально. Конечно, радовался - все так хорошо получилось...
Но вдруг на самой простейшей прямой между разворотами "эр-первый"
принялся рыскать носом из стороны в сторону. Я усердно боролся с этим
виляньем самолета, нажимая на ножные педали. Увы, ничего не выходило.
Казалось, машина внезапно взбесилась, вышла из подчинения. И тут я
услышал в наушниках тихий смех.
И понял: инструктор помогал мне при взлете, а теперь, на менее
ответственном участке полета, бросил управление.
Конечно, с меня соскочило все мое школярское зазнайство. И мне
понадобилось еще шестьдесят провозных полетов с инструктором, прежде чем я
смог вылететь самостоятельно. Но у Леши Семенова вылет состоялся всего
лишь после сорока семи полетов с инструктором.
И Коле Тарасову потребовалось только пятьдесят четыре. .. А вот Чернову
дали двести шестьдесят семь, однако выпустить его одного так и не решились.
Опять же поначалу мы только хохотали. Очень уж уморительно залезал
Чернов в кабину: неловко оскользаясь на плоскости, умудряясь застревать
носком сапога между расчалками... А когда наконец оказывался на сиденье,
лицо его как-то странно менялось. Может быть, он боялся? Все знали, что, в
отличие от учебной машины, "эр-первый" не прощает летчику ни малей