Дружинин Владимир - Два И Две Семерки
ВЛАДИМИР ДРУЖИНИН
ДВА И ДВЕ СЕМЕРКИ
Аннотация
Границы нашей страны сильно изменились. Сплошная цепь враждебных капиталистических государств, опоясывавших Советский Союз, рассыпалась. Теперь большинство наших соседей — страны, строящие социализм.
Но капиталистическое окружение продолжает существовать и коегде непосредственно подступает к нашим границам.
На боевом посту по охране государственных интересов нашей Родины стоят воиныпограничники. Немало написано уже о их героических делах и, наверное, еще немало будет написано.
Ведь если сузились возможности империалистических разведок по организации провокаций на границе, то наши расширившиеся связи с зарубежными странами позволяют им засылать своих агентов под видом туристов и коммерсантов. Но пограничники и здесь дают им отпор.
О боевых буднях пограничников сегодняшнего дня вы и узнаете из повестей, помещенных в этой книге.
1
Встают они в один и тот же час. Как покажется внизу, у табачного ларька, зеленая фуражка Михаила Николаевича, Юрка хватает свой портфельчик — и на улицу. По лестнице он сбегает, прыгая через три ступеньки.
Пока подполковник покупает свою пачку «Беломорканала» — неизменный дневной рацион, — Юрка стоит в воротах, ждет. А выходит оттуда шагом самым непринужденным.
— Ооо!.. Дядя Мииша! — тянет Юрка с поддельным удивлением и таращит глаза.
Юркину хитрость Михаил Николаевич разгадал давно, но делает вид, что тоже поражен неожиданной встречей.
— А, юнга! Как дела?
Дядя Миша сегодня веселый, и, значит, говорить с ним можно сколько угодно, хоть до самой школы. Впрочем, Юрка и помолчать умеет. Главное — это шагать рядом с дядей Мишей, шагать целых три квартала, на зависть всем ребятам. Шагать и гордо нести тайну…
Ведь вот ребята часто видят его вместе с пограничником, а ни о чем не догадываются. Даже когда дядя Миша называет его юнгой. Обыкновенное прозвище?
Как бы не так!
В прошлом Юрка — нарушитель. Он лежал, сжавшись в комок, стуча зубами от холода, в шлюпке, под брезентом, на пароходе «Тимирязев». Брезент коробился, вздрагивал, и дядя Миша, осматривавший пароход перед отплытием, заметил это.
Тогдато они и познакомились. Подполковник привел Юрку в свой кабинет и посадил у печки — горячейпрегорячей — и дал чаю. Юрка отогрелся и рассказал всю правду. Стать юнгой подумывал давно, но схватил по русскому двойку и решил окончательно. Дома грозила взбучка.
Прямо из школы отправился в порт. Перелез через ограду…
Тогда Юрке было всего одиннадцать. До чего он был глуп! Вспомнить смешно! Ведь пограничники проверяют весь пароход насквозь, от них не спрячешься. Кроме того, в юнги больше не берут.
Это когдато было! При царе Горохе! Теперь Юрке целых двенадцать. Но уговор остается, — он должен прилежно учиться, иначе подполковник сообщит в школу… Конечно, сейчас это уже не так страшно, как вначале.
Но всетаки неприятно, — дразнить же будут!
Уговор — значит, дружба. Ни за что не хотел бы Юрка потерять дружбу с дядей Мишей.
— Дома как обстановка, юнга?
— У меня скоро сестренка будет. Я ведь говорил вам, дядя Миша? Да?
— Ты рад?
— Не… Куда ее! Дядя Миша, я, знаете, какой значок достал? Австралийский!
Выменял на нашего Спутника, у матроса.
— В парке?
— Ага. Там много их, матросов… С пароходов.
— Не только матросы, Юрик, — говорит Чаушев. — Всякая шантрапа толчется. Ребятам не место там, я считаю. Ты на занятия налегай.
У школы они простились. Чаушеву идти еще четырнадцать минут. Улица упирается в новое здание института. Колонны в свежей побелке, чуть синеватые,